но ты уже взрослый, у нас в квартире другие пластинки, другие вопросы;
но ты уже взрослый, ты просто не будешь слушать сказки;
     У нас с тобой в последнее время совсем не было простых дней, мы уже давно забыли, какого это, быть счастливыми. И нам оставалось лишь жить ради друг друга, поддерживать друг друга, несмотря ни на что. И я была сильнее, зная, что ты в меня веришь, зная, что ты всегда будешь рядом. Я внушала себе, что даже если остальные от меня отвернутся, я переживу, ведь у меня будешь ты. Ведь у меня будет мой младший брат. И пускай на самом деле в наших жилах не течет родная кровь, разве это имеет какое-то значение? Я готова была бороться лишь ради тебя одного; ты должен был быть счастлив.
      Но сегодня я чуть не убила тебя. Все было по вине галлюцинаций, скажешь ты. И пускай ты пытаешь уверить меня в этом, на самом деле, причиной стало то, кем я становлюсь - монстром. И не стоит отрицать этого, как и не стоит пытаться от этого убежать. Принять? Разве возможно такое принять? Ответ очевиден. Точно так же, как и нельзя принять то, что я чуть не убила собственного брата сегодняшней ночью.
      Я чуть не убила тебя; забудем о волшебных кольцах, способных вернуть тебя к жизни, забудем обо всем, и останется истинная правда - я чуть не убила того, кого любила, ради кого готова была отдать свою жизнь, не задумываясь, положить ее на жертвенный алтарь, предать себя самым немыслимым истязаниям. Разве моя новая сущность является оправданием? Надо быть глупцом, чтобы считать, что фразы «она же новообращенный вампир, она же убила охотника, ее же преследовали галлюцинации» смогут оправдать то, что случилось. Не смогут. Ничто и никогда не сможет.
      - Джер, - осторожно приоткрываю дверь в твою комнату; ты же знаешь, насколько виноватой я себя чувствую, ты же знаешь, как сильно я ненавижу себя за то, что произошло. И как часто мне хочется, чтобы все, что происходит в городе, казавшемся нам когда-то самым безопасным местом на земле, было лишь страшным сном, который рано или поздно закончится. - Ты в порядке? - решаюсь, наконец, нарушить тишину, диким звоном отдающуюся в ушах. Звенящая тишина. Как будто цитата из какой-то книжки, одной из тех, что я раньше с таким упоением читала. Теперь вся моя жизнь превратилась в сюжет для леденящего кровь романа. - Я.., - снова замолкаю. А что мне сказать? - прости меня. Мне, правда, очень, очень жаль, - я все так же осторожничаю, словно боясь спугнуть тебя, словно боясь, что однажды ты не только прогонишь меня из своей комнаты, но из своей жизни. Трудно жить рядом с тем, кто превращается в монстра.
      - Все в порядке, Елена. Тебе не нужно что-то пытаться объяснить, извиняться. Я и так все знаю, - смотрю на тебя и удивляюсь: ты стал таким взрослым, хотя, казалось бы, совсем недавно я, не смущаясь любопытных взглядов, пыталась растолковать тебе в мужском туалете школы, «что такое хорошо, а что такое плохо». А я все так же вижу в тебе младшего братишку, которому нужна опора в лице старшей сестры, за которым вечно нужно присматривать. И как так получилось, что теперь присматривать нужно за мной? - Знаешь, тебе лучше уйти. Я слишком устал, - мне всегда казалось, что именно эти слова станут началом конца. Ты всегда был тем, кого я обязана была защищать; именно поэтому я просила Деймона внушать тебе все забыть, именно поэтому я хотела, чтобы ты уехал из города, пока тут все не закончится. Но теперь кто-то должен защищать тебя от меня. И это - самое страшное, что могло с нами случиться. Мне остается лишь молча кивнуть и выйти из комнаты, прикрыв за собой дверь.
      Сегодня был тяжелый день, один из многих. Единственное, чего мне хотелось, это просто сесть на кровать и разрыдаться, но я понимала, что это всего лишь обострившиеся чувства, зашкаливающие эмоции новообращенного вампира дают о себе знать; мне просто нужен отдых, хотя бы немного. Приняв горячий душ, стараясь не смотреть на себя в зеркало, будто боясь увидеть там того, кем становилась, я легла на кровать, постаравшись как можно быстрее отдать себя в руки Морфею. Так было проще не думать, мысли свели бы меня с ума.

Loving your dream, carrying your pain
Watching me going slowly to my grave;
KILL ME I'M A MONSTER
HEAL ME I'M A MONSTER
      Резко просыпаюсь и поначалу не могу понять, что вырвало меня из столь необходимого мне сейчас забытья. Слышу лишь шорохи, но точно знаю, что посторонних в доме нет, иначе бы я почувствовала это. Нехотя выбираюсь из сладкого плена и, как можно более бесшумно, спускаюсь на первый этаж, определяя, что источник звуков, разбудивших меня, находится в гостиной. Я делаю шаг и резко включенный свет тут же больно бьет по глазам. На секунду я ослеплена, но лишь на секунду.
      - Джереми, что ты тут делаешь? - он прячет правую руку за спиной, и это не может не настораживать. Впрочем, как и все происходящее. - Что-то случилось? - вновь накатывает дикое чувство вины за то, что произошло вчера, ведь именно здесь я чуть не стала причиной его смерти. Смерть от руки любящей сестры. Звучит дико. Особенно для меня. Я замечаю, что совсем не дышу, и это даже пугает - еще одна особенность, постоянно напоминающая мне о том, кем я стала теперь. Делаю глубокий вдох, не отвожу взгляда от брата. Ощущаю медленно нарастающее чувство тревоги, и дело вовсе не в усиливающихся чувствах новообращенного, не на этот раз. Почему-то становится страшно, но я стараюсь не подавать виду. Что может случиться, если в доме только я и мой младший братишка, самый лучший, самый родной человек во всей вселенной?
      Чувство тревоги не отступало, и спустя мгновенье я поняла почему, взглянув в глаза Джереми. Они были пусты и холодны. Я никогда не видела его таким, даже в те минуты, когда в нашей семье случался очередной разлад, он все равно оставался собой. Он сильно изменился за последнее время, это невозможно отрицать, он стал старше, но сейчас передо мной будто стоял другой человек, даже несмотря на то, что внешне он ничем не отличался от моего брата.
      - Я должен кое-что проверить, Елена, - и голос, казалось, ему не принадлежал. Какой-то механический. Но все же это был Джереми, самый родной, тот, ради кого и умереть было не страшно. Я непонимающе смотрю на него, все же делаю шаг, но тут же останавливаюсь, как только вижу лезвие острого ножа, блеснувшее в свете люстры. Он держит его в руке, в его глазах читается решительность.
      - Джереми, что ты.., - закончить я не успеваю, бросаюсь к нему, но тут же мне приходится отпрянуть, когда одним быстрым движением младший Гилберт проводит ножом по левой руке. Его мотивы были понятны - я должна была показать, кто я есть на самом деле, моя сущность должна была оказаться сильнее той человеческой стороны моей души, что всегда заставляла меня останавливаться тогда, когда не остановился бы любой другой вампир. Но зачем он это делает? Мой взгляд прикован лишь к его руке, по которой так соблазнительно стекает кровь. Теплая, манящая, будоражащая сознание. Нет, остановись, прошу тебя, остановись. Не знаю, кого я умоляю, себя - перестать думать о том, как бы впиться в горячую плоть острыми зубами, - или его - прекратить мучить меня, зная, как тяжело мне сейчас справляться с собой. Я закрываю глаза, чтобы не видеть того, что происходит, я мечтаю погрузиться в темноту; но мною совершена непростительная ошибка - я делаю вдох, и это перечеркивает все. Запах крови сводит меня с ума, но я все не устаю повторять себе: «Елена, это Джереми, твой младший брат, ты не можешь причинить ему боль». Но как бы я ни сдерживалась, многое я не в состоянии контролировать - мои глаза тут же становятся черными, вокруг появляются отвратительные багровые венки, а спустя мгновенье мое лицо обезобразят острые белоснежные клыки.
      - Зачем? - я не могу спросить ничего иного, ведь все силы уходят на то, чтобы контролировать себя. Мне бы уйти, убежать, но я словно прикована к этому дурацкому полу, хотя в сознании отчаянно трепыхается, словно птица, загнанная в силки, мысль, что кроме немедленного бегства нас ничто не может спасти.
      - Ты монстр, Елена. И это - очередное доказательство. Ты не можешь контролировать себя. Ты уже убила человека, чуть не убила меня. Ты чудовище. Пытаешься защитить? - он на секунду останавливается, но лишь для того, чтобы сделать шаг вперед. Дикая жажда вновь овладевает сознанием. - Ты монстр, хуже которого я не встречу. Ты именно та, от которой меня необходимо защищать, - я ожидала слез, отчаяния, дикой боли от слов, сказанных им, которые будто хлыстом по сердцу, но этого не случилось. То, что я вдруг ощутила, было гораздо страшнее. Я ощутила прилив дикой ненависти и агрессии. Я не монстр, я не хочу им быть, а он, тот, кому я верю, ради кого никогда не сдаюсь, он сейчас говорит мне то, что сказал тот охотник, поплатившийся за эти слова жизнью. Я пытаюсь обуздать собственные чувства, отрицательно качая головой, убеждая - себя или его, не знаю, - что я не монстр. Во мне живет человек, он поможет мне справиться с этим.
      - Умоляю тебя, остановись, - шепчу я, надеясь, что ты все-таки вспомнишь о том, что ты мой младший брат. Надеясь, что ты вспомнишь, как мы играли в прятки в детстве; ты был единственным, кто из всех соседских ребят всегда меня находил - ты знал все тайники и все секреты, даже самые сокровенные. Надеясь, что ты вспомнишь, как я выгораживала тебя перед родителями. Надеясь, что ты вспомнишь, как говорил, что если Мэтт разобьет мне сердце, то ты как следует врежешь ему. Надеясь, что ты вспомнишь, как я боролась за тебя. Надеясь, что ты вспомнишь, что кроме тебя у меня никого нет. Надеясь, что ты вспомнишь, что мы одна семья, и что я люблю тебя, несмотря на то, кем сейчас являюсь.
      - Ты заслуживаешь того, чтобы умереть, Елена. Потому что ты - чудовище, - он снова делает несколько шагов вперед, снова сводящий с ума запах крови путает мысли; и снова некуда бежать. Поднимаю глаза на брата и встречаюсь с ним взглядом. Те же холод и пустота, никогда не присущие ему ранее. - Ну же, Елена, сделай то, чего так хочешь, - говорит он, его лицо искажает улыбка. Я всегда любила, когда он улыбался, что последнее время было редкостью. Я закрываю глаза и вновь та же ошибка - глубокий вдох. А дальше пути назад нет, дальше только мысли о крови, струящейся по венам, зовущей и манящей. В следующую секунду я издаю какой-то животный рык и бросаюсь на него. На своего брата, на того, кому никогда не посмела бы причинить боль. Но об этом я уже не думаю. Острыми клыками впиваюсь в шею, наслаждаясь тем, как кровь растекается по всему организму. С каждым глотком я ощущаю себя еще более живой.
      Мои глаза расширились от ужаса, когда, наконец, пришло осознание того, что с каждым глотком из Джереми уходит жизнь. Я резко отпрянула, выпустив брата, который тут же упал на пол.
      - Нет, нет, нет, - мне оставалось только тупо повторять это, когда я бросилась к нему в надежде, что он жив. Но все указывало на то, что я испила его до дна. То, чего я так боялась, произошло. В отчаянии я схватилась за его руку в поисках дурацкого магического кольца, и, кажется, даже закричала, когда поняла, что его нет. Но оно должно быть здесь, оно всегда было здесь! Я уже не понимала, что слезы текут по моим щекам, я не понимала, что тормошу его бездыханное тело, пытаясь вернуть к жизни. Я не понимала ничего из того, что происходило вокруг. Я лишь шептала его имя. - Прошу тебя, Джереми, - не осталось ни следа от той ненависти, что поглотила мое сознание всего несколько минут назад. Не осталось ничего, кроме отчаяния и тупой боли, которую сердце теперь разгоняло по венам, которая отравляла меня изнутри. Нет, этого не может быть, я не могла этого сделать. Не знаю, сколько я провела в таком состоянии, просто держа его за руку, просто смотря в его пустые глаза, просто ожидая, что он все же придет в себя. Или я проснусь от страшного сна.
      - До сих пор считаешь, что ты лучше меня? - голос, вернувший меня к реальности, голос, который я не хотела бы услышать еще сотни, а желательно больше веков. Голос, который так похож на мой собственный, только с самоуверенными и эгоистичными нотками, никогда не присущими мне. Я резко оборачиваюсь и вижу ее прямо перед собой. Больше всего, становясь вампиром, я боялась, однажды посмотрев в зеркало, увидеть в отражении не себя, а ее. Катерина Петрова. Она словно читала мои мысли, словно знала все обо всех моих страхах, просчитывала каждый мой шаг, готовясь нанести очередной удар. И ее слова стали следующим ударом; впрочем, страшнее того, что уже произошло, ничего быть не могло.
      - Кэтрин? - слышу свой удивленный и вместе с тем подавленный голос и становится страшно - на секунду кажется, что мой голос стал гораздо больше похож на голос вампирши, нагло улыбающейся мне. Моя рука невольно тянется к губам, на которых все еще свежа кровь моего брата. Осознание все никак не приходит. А придет ли?
      - А я была права. Мы похожи гораздо больше, чем ты думала. Правда, я не убивала никого из тех, кто мне был дорог, - она пожимает плечами, и на меня вновь накатывает ненависть. Не к ней, нет, к самой себе. В конце концов, она права, и только теперь я осознаю это. Я становлюсь такой, как она, я становлюсь монстром, способным на все, даже на убийство самых родных людей. Я медленно опускаюсь на пол, вновь цепляясь за уже холодные пальцы Джереми. Отчаяние, безысходность, пустота - теперь эти чувства стали отражением моей сущности, стали отражением меня. Я надеялась на то, что она уйдет, но она лишь присела на край дивана, наблюдая за тем, как я медленно схожу с ума, как чувство вины постепенно уничтожает меня изнутри. Кажется, это чувство в какой-то момент убьет меня, как бы абсурдно это ни звучало. Я почти беззвучно шепчу ей: «Уходи», но разве мои слова хоть когда-то имели значение для мисс Пирс? Отнюдь, мое состояние, наоборот, позволяет ей наслаждаться победой и превосходством, ведь я не только стала такой же, как она, я стала хуже ее.
      - Уходи, - почти что рычу я, ненавидя себя за проявление слабости. Но она не должна быть здесь сейчас. Я должна упиваться собственной болью, я должна получить по заслугам за то, что сделала. И то, этого будет мало. - Я сказала, убирайся к черту, - я не сдерживаю очередной порыв эмоций и бросаюсь в сторону Кэтрин, но она с легкостью уворачивается и, кажется, даже смеется. В следующий момент я теряю сознание.

like some child possessed the beast howls in my veins;
      Резко распахиваю глаза, хватаю ртом воздух, но его все равно недостаточно. Дыши, просто дыши, Елена. Страх ледяной рукой сковал мое сердце, которое бьется так бешено, несмотря на то, что оно мертво. Мне хватает секунды, чтобы оказаться у комнаты брата, не без помощи вампирской скорости, разумеется. Распахиваю дверь, даже не задумываясь о том, что могу разбудить. Пускай, это сейчас неважно. Ничто не имеет значения. Наконец, я могу увериться в том, что это был всего лишь кошмар - я вижу как мерно вздымается грудь Джереми, слышу его дыхание. Он жив, все хорошо. Я не хотела сейчас заниматься самобичеванием, но понимала, что этого не избежать. То, что это был всего лишь сон, едва ли отменяет то, что я становлюсь монстром. Закрываю глаза и страшные картины тут же отражаются в сознании, все как наяву. Медленно опускаюсь на пол возле двери и едва слышно дышу. Остается лишь смахивать непрошеные слезы, но у меня нет сил даже на это.
      Я знаю одно - этот сон никогда не должен стать пророческим. Никогда.

Размытые лица, отдельные фразы,
Дни, что не сорвали с губ пересказа....
Не слышать больше, не видеть больше
Видений на грани немого отказа...
Это странное чувство полета, легкости, приятной истомы во всем теле, охватывающей все твое существо… Так приятно обволакивает эта пелена спокойствия, даря ощущение абсолютной безопасности.
Просто закрыть глаза, просто уснуть… Она так устала, просто безумие, каждый нескончаемый день этой вечной жизни. Её дар, её проклятие. Спасибо, небо. Ты не отняло сон, не отобрало надежду и подарило цель. 
Слишком много всего произошло за эти дни: новые лица, встречи, новый страх и очередная цель, напрямую связанная с уже той, что обитает в её разуме столетие за столетием. Господи, впору ненавидеть себя. Такая жалкая… Глупая вампирша, не понимающая одной простой истины: ничто не имеет значение, если он уже поработил её. Тогда не поможет материнское сердце с его вечными велениями сделать все, чтобы найти свое дитя и защитить его от всего. Татья желала только одного: отдохнуть, взять тайм-аут, сделать хотя бы крохотный, ничтожный перерыв, а уж после вперед – делайте, что хотите. Ковыряйте старые, еле зажившие раны ржавым ножом, режьте, убивайте, требуйте снова и снова рассказывать о своем прошлом в призрачной надежде спасти вашу святую Елену из лап её собственного «я», сделав её человеком вновь, после продолжая спасать её, но теперь уже от Клауса. Им не надоело? 
Её – да. Снова и снова слышать «Елена… Елена… Елена». Почему они так похожи?! Что за массовое проклятие на троих, делающее их идентичными в своей красоте каплями кристально чистой воды? Теперь она заточена в этом Мистик-Фоллсе, обречена снова и снова зваться именем Гилберт, выходя на улицы, где Елену знает каждый…
Но она обещала… Поклялась помочь в обмен на их собственную помощь. А Татьяна всегда держала свое слово…
Снова разум вникуда. Тепла от этого не больше, чем от миллиметра ртутного столба на заветном 36,6. Ей действительно было, о чем подумать, о ком… Что вспомнить, кого забыть, о ком мечтать, кого любить… Но снова девушка закрывает глаза, делает судорожный короткий вздох на грани слез и проваливается в темноту, представляя, как падает в пропасть. Ещё, ещё… Там так спокойно и легко, никого вокруг, совсем одна. Как и всегда – будучи всегда в толпе ты – одиночка. Только эта пропасть могла подарить ей долгожданный покой, которому Татьяна предавалась каждую ночь, словно ища ответы на невысказанные вопросы. Она могла бы обойтись и без этого… Без глупого ритуала каждой ночи, без сна, без снов… Но все равно раз за разом вампирша повторяла процедуру: переодеться в любимую ночную рубашку, смыть с лица косметику, лечь под теплое одеяло и, считая, что забыла в этот миг обо всем, мысленно вспоминая обо всем…
К чертям глупые мысли, эти никому не нужные думы, от которых в душе просыпается только жгучая изнутри обида и затаенная боль, выхода которой девушка не знала даже во сне. Хотя… Ложь. Во сне она была свободной, когда не плутала в паутинах ночных кошмаров. Каких именно? О, всегда один и тот же… Сюжет бывает разным, но суть всегда одна… Одна.
Скрутит жилы в сухую спираль
Холодная кровь, слепая мораль
Разольется под кожей...просто жаль...
Потери...потери...потери...
Да… Наконец-то, сознание провалилось в спасительную пустоту. На губах девушки легко заметить легкую, нежную улыбку, после чего и она угасает. Ровное глубокое дыхание подтверждало то, что она действительно спит…
Странный, удивительный сад… Так прекрасно и легко. Кажется, она чувствует дождь. Небо отливает перламутром, а капли дождя, начавшие было падать на землю, орошают изумительные цветы, в оттенках которых она видит лазурное небо, морские волны, нежный первоцвет ландыша и легкость воздушной сирени с её еле уловимым, чутким и восхитительным ароматом. Мгновением позже дождь обернулся снегом. Нещадно падающие и подкашивающие цветы к земле капельки снова укрывают землю, обращаясь в снежный покров, яркий, блестящий и белоснежный настолько, что глазам больно.
Забыв обо всем, Татья снимает туфли, оставаясь в одном лишь легком платье и, смеясь, кружится в этом объятии снегов. Звонкий громкий смех, заливистый, искренний, нежный… А ведь она почти разучилась смеяться…
Пусть это никогда не кончается… Реальность жестокая, она умеет крушить надежды, но дарит их только для того, чтобы потом отнять, давая почувствовать себя полным ничтожеством. Я хочу быть здесь… Жить, любить, танцевать…
Понадобились мгновения для того, чтобы цветы скрылись под гнетом снега, покрывшего весь сад. Она чувствовала этот запах: аромат первозданной свежести первого снега. Предчувствие скорого Рождества, вкус праздника… Так странно: во сне чувства обостряются, а ведь должно быть наоборот. Татья чувствовала себя живой, танцуя здесь и сейчас. Она хотела жить, как никогда, улыбалась, ощущая абсолютную гармонию со своим телом.
Она слишком много всего теряла, после находила, для того, чтобы снова потерять. Татья знала, что она заслужила этот маленький рай, как никто другой. Хотя бы во сне побыть самой собой на все 100%, мечтать, кричать, любить весь мир только потому, что его здесь нет, он позволил ей создать свой собственный.
Колени подкосились … Падение. Ничуть не больно, нет. Но что заставило её сделать это? Гравитация, играющая в свою Ньютоновскую игру даже здесь, в её разуме, где правила отменялись?
Она ощутила приближение того, чего ждала и боялась всю свою вечность. Сердце, разум, тело, дернувшееся куда-то в сторону под одеялом, не ведающее того, что все это – всего лишь сон. Татьяне не нужно было видеть её, она знала то, что она здесь. Подняв глаза, девушка взглядом встретилась со знакомыми глазами цвета горького шоколада. Из груди вырвался короткий всхлип, радостный. Взор, преисполненный нежности обращен на невысокую белокурую девушку, смотрящую на неё сверху вниз со странным выражением на лице. Что не так?
Дрожащие пальцы... Касаясь снега
Думать о том, как много света...
Не чувствовать больше, не чувствовать меньше,
Открывая раны навстречу ветру...
Дрожа, она опускает ладонь к снегу, касаясь его самыми кончиками пальцев. Три… Два… Один. Обманчивый воображаемый холод снега и льда отрезвляет сознание. Девушка поднимается на ноги. Нерешительно глядя в лицо появившейся, робко улыбнувшись и протянув к ней руки. Она забыла о том, что это – лишь сон. Забыла, как долго искала её, о Клаусе, о Елене, Деймоне, о своем прошлом и настоящем, о мечтах, витающих в будущем. Татья счастливо улыбалась, глядя в лицо знакомой незнакомке. Именно такой она её себе и представляла… Красавица не торопилась падать в её объятия.
Неужели, она не узнает меня..?
- Как тебя зовут? – одними губами еле слышно прошептала вампирша, не сводя взгляда с девушки. Ей было важно знать это… Клаус наверняка назвал её иначе. Её дочь носит имя, которое ей даровал этот гибрид, будь он проклят. На губах блондинки появилась странная усмешка. Насмешливо глядя на мать, она с вызовом вскинула подбородок.
Считанные микросекунды, каждая из которых тянется маленькой вечностью. Татья так мечтала назвать свою любимую по имени, неважно, кем оно дано, к черту и это. Дочь здесь, любимая, родная, прямо перед ней! За это и жизни не жалко.
- Мое имя Александра…  Зачем ты здесь? Зачем постоянно находишься в этом никчемном поиске, Татья? Даже если найдешь – тут же потеряешь. Отец не даст меня в обиду, а быть с тобой – та ещё радость. Как я могу хотеть быть с тобой? Ты ведь меня бросила. Совсем одну, беспомощную, маленькую, в том лесу, помнишь? – прекрасные черты лица искажены ненавистью, и Петрова отпрянула назад, невольно чувствуя страх при виде этого.
Обида… Потеря… Я не нужна ей? Совсем?
- Ты мне не нужна. – словно читает её мысли. Ненависть с лица исчезла, уступив место чему-то сроднему холодной брезгливости…
Глупые страхи, зеркало в крошки,
Нервы на плахе, мелкая дрожь и...
Стона мало, я просто устала,
Устала, устала, устала
…Смена декораций. Из ниоткуда появился большой дом, явно старый и давно нуждающийся в ремонте.
Захлопнуть за собой дверь, заскочив внутрь него. Никому не увидеть слез и лихорадочного блеска шоколадных глаз? Прекрасно, теперь можно дать волю чувствам. Татья берет первую попавшуюся под руку безделушку и швыряет её об стену. Взрыв осколков,  брызнув ими в разные стороны, та спокойно выдерживает удар. Как больно, почему сердце так рвется на части, так тихо и неприятно ноет, борется за материнскую любовь, наивное...
Петрова смотрит себя в зеркало - красивая. безумная незнакомка! В глазах отчаяние, немая мольба. как человек, горящий заживо, столько страха и обреченности, что хочется кричать. Но она не может, трудно не то что кричать – сделать очередной вдох.
Кислород.
Кто-нибудь, что-нибудь… Умоляю, все отдам за это…
Ноги подкашиваются вновь и она без сил падает на пол. Не рыдает, хуже. Апатия и равнодушие, рыдать без слез, грудь то и дело вздымается от всхлипов, но глаза сухие...
Она боролась за дочь каждую секунду ёё существования…  Искала её по всему миру, столетиями, ни на миг не забывая о своей цели. Это и был её самый страшный  и вовсе не потаённый страх – быть непринятой той, кого Татья любит больше всего на свете. И сейчас, в этом сне он исполнился, показав себя во всей красе. Неужели её девочка поверит в истину? Неужели она так просто примет тот факт, что мать никогда бы не бросила её по своей воле? И если бы в тот дьявольский день Эстер и Аяна не схватили её на полпути  к любимой дочери, Татья была бы с ней и только с ней, показала бы малышку сестре. Кьяра приняла бы её… Девушка очень хотела бы верить в то, что она сделала бы это. Они были бы счастливы, а Александра получила бы мать, которая заботилась о ней, как о самом дорогом и родном своем сокровище.
Отчаяние так материально… Захлестывает, не дает двигаться, дышать…
Я сдаюсь…
Пальцы цепляются за ковер, глаза устало прикрыты. Ни звука. Тишина. Так хочется проснуться, ожить вновь, но она уже забыла о том, что все это – прост сон. Все это стало реальностью, поглощающей Татьяну без остатка и все, чего она желала здесь и сейчас – умереть. Снова, но на этот раз окончательно.  Мелкая дрожь по всему телу, негромкий стон – не здесь, а там, в далекой реальности. Странно, ведь их разделяет лишь тонкая пелена сна, но девушка не в силах преодолеть её.
СТОП!
Нельзя так просто сдаваться. Никогда, никогда, даже когда все вокруг говорили, что она не справится, Татья смело смотрела вперед своему будущему, не обращая внимания на глас толпы. Она не может позволить себе такой слабости, кем бы она ни была. Отверженная, спасительница, вампир, девушка, мать, вечная невеста, того ли века прошлой жизни или двадцать первого, сумбурного и идущего вперед, подобно самому времени. Подавив новый стон и поток беззвучных рыданий, она поднимается на ноги…
Закрыть глаза и просто уснуть
Я буду ждать как-нибудь
Уснуть, но ночи мало
Уйти, я так устала...
Потерянный в снегах сад все ещё жив, она это знает. Александра ещё там, стоит в той же незыблемой позе, не делая попыток уйти или направиться к матери. Сморгнув нечаянные слезинки, Татья делает это и в реальности.
- Я… Я никогда не предавала тебя. Лучше умереть, чем почувствовать, что моя единственная дочь разочарована в своей матери. Во мне! Нравится тебе это или нет, но это так. Клаус лгал, лжет и будет лгать до последнего вздоха, лишь бы удержать тебя. Что он сказал, Александра? – снова слезинка по щеке, на имени голос дрогнул, но, совладав с собой, Татьяна продолжает:
- Что я бросила тебя в лесу умирать?! Совсем одну, маленькую, нуждающуюся в любви, опеке, в заботе? Н-И-К-О-Г-Д-А. – отчаяние меняется на гнев. Всепоглощающая ярость, направленная всецело на того монстра, что внушил её дочери то, что мать её – монстр во плоти.
- Он вырастил тебя, любил, обратил… Он думал, что я умерла, но никто не давал ему права обесчестить мое имя. Меня убили, Александра, ты понимаешь это? Если бы я не умерла тогда, в ту ночь, когда бежала к тебе сквозь дождь, мы были бы вместе. Вампирами ли, мертвецами – неважно. Ты бы знала меня настоящую, а не то чудовище, что тебе предоставил Клаус. Но я мертва. Не потому, что меня закололи кинжалом на том проклятом алтаре, вовсе не потому. Я без тебя – не жива, это ты понимаешь? Я искала тебя с первого дня моей смерти. С того мига, когда убила свою сестру, не зная, кем являюсь. Все это время мне нужна только ты, я вижу тебя, и что слышу – не нужна… Я никогда бы не причинила тебе боль, даже если бы ради отказа пришлось умереть. Я люблю тебя. Люблю так, что от этого трудно дышать. Я бы убила кого угодно ради тебя, подарила бы весь мир просто за то, что ты рядом, но тебе это не нужно. Все это тебе подарит твой «отец». Гибрид, который не удосужился сказать тебе правду о твоей матери, даже в честь того, чтобы просто память о ней осталась не оскверненной. Ведь и это требует мужества, которого нет у этого тщедушного лицемера, как бы долго ты не считала его святым. Что ты на это скажешь, дочь? Ложь? Или ты достаточно умна и похожа на меня для того, чтобы различать, когда тот, с кем ты говоришь врет? Скажи мне, я хочу знать, что ты думаешь. Скажи…
Она ошарашена. Это видно невооруженным глазом, но теперь уже Татья смотрит на неё со спокойствием той, кто высказал все то, что давным-давно таилось в её сердце и теперь она ничего не скрывает, открыта перед дочерью, обнажена в своей искренности.
Если она захочет убить меня – я не буду сопротивляться ни секунды…
Александра делает шаг вперед. Уже без особых надежд, девушка устало смотрит на неё. Вдруг что-то неуловимо меняется… Исчезло напряжение. Снег перестал идти, и вдруг стало так тихо, спокойно…
- Мама… - самое прекрасное слово, которое она когда-либо слышала. Резко вдохнув, Татья снова раскрыла объятия.
Наконец…
Какое-то движение за спиной Александры, но ни мать, ни дочь этого не замечают. Секунда, и вот, Татьяна наконец заключает дочь в объятия. Всхлипнув, она обнимает её крепче, изо всех сил, но вампирша явно не чувствует боли, обнимая её в ответ. Чуть отстранившись, Татья двумя руками гладит её по волосам, с нежностью вглядываясь в лицо своей уже такой взрослой дочери.
- Что теперь… - еле слышно шепнула Александра. Высокомерие разом исчезает с её лица, теперь дочь выглядит практически беззащитной…
- Теперь мы уедем далеко отсюда и все будет хорошо. Мы познакомимся заново, но больше я не хочу тебя терять.
- Хорошо… - так непривычно странно видеть  её спокойной, улыбчивой и как никогда похожей на свою мать… Татья лучезарно улыбнулась, снова обнимая Александру.
- Собираешь меня бросить, милая? – знакомый баритон разрывает покой и умиротворение, словно и не было того счастья, что охватывало Петрову совсем недавно. Клаус… Встав впереди Александры, девушка сразу решила, что станет защищать её. Любой ценой.
- Что ты делаешь, Татья? Ты ведь не думаешь, что я причиню боль своему ребенку… - опасность витает в воздухе. Она не верила ни единому его слову.
- Она не твоя! И никогда твоей не была! Её отец – Элайджа, и тебе это отлично известно, глупец. Мать – я. Ты не имеешь к Александре никакого отношения. Ты воспитал её, да, но как ты посмел лгать моей дочери, подонок?!– Татья слишком долго ждала этого момента. Забыв обо всем, девушка бросилась на гибрида. Она понимала, что это глупость, безрассудство… Но ярость была сильнее. Он явно не ожидал столь бурной реакции, иначе как объяснить то, что она сумела свалить его на землю? Убить, удушить, прикончить… Что угодно, как угодно, лишь бы он страдал. Клаус быстро справился с ней, резко отшвырнув девушку в сторону. Секунда на вампирской скорости для того, чтобы приблизиться к Александре. Парализованная внезапной вспышкой апатии, Татьяна наблюдает за тем, как в руке гибрида появляется кол. Громкий девичий крик вновь разрывает тишину, и вот, Александра лежит у ног Никалауса, с колом, воткнутым в самое сердце.
Она любила её. Горячо и безвозмездно, искренне, не деля на хорошее и плохое, мирясь со всем, даже с тем, что не видела своего ребенка с младенческого возраста.  Просто любила за то что она есть. Некоторые элементы этой любви были выстраданы, оплачены былыми слезами и обидами, но теперь все жертвы казались попросту смешными по сравнению с тем что теперь получила Татьяна. Столько счастья, стоит ли напоминать сейчас о том, что ни одно счастье не может длиться вечно... Признание, заветное слово «мама», сорвавшееся с уст Александры, крепкие объятия… А сейчас все отнято. Татья не услышала крика. Она лишь поняла, что закричала она. И, со стремительностью чистой, абсолютной яростью, девушка набросилась на гибрида вновь. Тот уже ждал этого, на лице Клауса она увидела широкую улыбку.
Вздох. Крик. Стон. Деревянный кол с силой вонзается в её плоть, направленный прямо в сердце, он достигает цели.
- Холодно… – в каждой вене, клеточке тела, холод разливается по жилам, парализуя, лишая дыхания, сил, эмоций…Татья оседает на землю у его ног, подле дочери. Последнее движение, на которое хватает времени и сил – взять Александру за руку. А он стоит и продолжает с улыбкой смотреть на поверженную мать и дочь. Мужчина смеется, а она закрывает глаза. Мир погрузился во мрак…
А здесь стану ярче света,
Легче неба, теплее тьмы.
Что дальше края, я не знаю,
Я просто верю, что это мы:
Далеко уйти:
Так легко уснуть:
Резко перевернувшись на бок, девушка резко распахивает глаза.
Всего лишь сон…
Закрыв лицо ладонями, она поднимает ладони выше, пальцами перебирая свои волосы, силясь успокоить бешено бьющееся сердце и учащенное дыхание. Глаза влажные – явный признак недавних слез. И так почти каждый день… Изнуряющие сновидения, слезы, отчаяние, слабость, разбитость. А потом она встает на ноги, проводит пятнадцать минут в ванной и спускается на первый этаж территории Сальваторе, улыбаясь, будто ей снилось что-то приятное. А так ли это?
Во сне она получила то, о чем в реальности могла лишь наивно мечтать, представляя раз за разом, как она увидит свою дочь, обнимет её и больше не станет расставаться с той, кто стал для неё смыслом жизни.
В реальности она была жива, Александра могла не опасаться получить от названного отца кол в сердце. Но они были порознь, всегда.
Так что же лучше?
Реальность?
Или наши сны, в которых могут исполняться самые заветные мечты, пусть и после крушащиеся, словно карточные домики от легкого дуновения ветерка?
Клянусь, она не знала ответа на этот вопрос. Лишь тосковала. Безумно. Каждый прожитый напрасно день, несбывшаяся надежда – все это оставляло неизгладимый след в душе, не позволяя чувствовать себя свободной даже здесь, в мире, где ей не страшно ничего, кроме редкого растения, солнечных лучей, упавших на её тело, когда на шее не будет любимого кулона-защиты и деревянного кола, вбитого в сердце. Она была свободна, красива… Но зачем ей красота и свобода, когда она  - одна?
А этот сон… Сказка с плохим концом, чему удивляться – happy end уже не в моде. Вновь мысли, мысли, воспоминания, давят тяжелым грузом, прежде легкие и невесомые, приносящие радость и эйфорию, теперь будто раскаленным лезвием ножа по безащитному сердцу. Все слова, дни, проведенные в поиске, чувства, шутливые споры с самой собой, странные ссоры иже с тим, такие нереальные и наполненные понятным лишь ей смыслом…
Поднявшись с кровати, Татья подходит к закрытому окну, широко распахивая его, впуская в спальню воздух сентябрьского раннего утра. Присев на край подоконника, девушка вглядывается куда-то вдаль, слово ища что-то, но не находя это, снова.
- Где же ты, Александра… Если бы ты знала, как безумно я по тебе скучаю… - еле слышный шепот лишь растаял в ночи, не оставив и следа. Близился рассвет. Она встретит его, здесь и сейчас. Хотя бы потому, что каждый рассвет всегда давал Татьяне надежду. Надежду на лучшее. Надежду на то, что все ещё может быть хорошо. Наивно и глупо? Быть может. Но ради чего ещё нужно жить..?

читать под
Strays Don't Sleep – For Blue Skies
Its been a long year since we last spoke
How's your halo?
Just between you and I
You and me and the satellites
I never believed you. I only wanted to
Before all of this. What did I miss?

Она впервые так долго не разговаривала с братом. Казалось, прошла уже целая вечность с тех пор, как они в последний раз виделись. А ведь когда-то все было совсем иначе. Когда-то они всегда были вместе, заботились друг о друге. И ничего не могло встать между ними. Когда-то. Сейчас же все изменилось. "Ты права, мне плевать", - слова Никлауса до сих пор отдавались глухой болью в сердце Ребеки, - "Ты мне больше не семья, не моя сестра, никто". Как он мог так поступить с ней? Как он мог? Почему не сделал ничего, чтобы изменить все это? Ведь если бы он сделал шаг навстречу, если бы показал, что ему не все равно, Бека не смогла бы долго сопротивляться. И все бы наладилось. Но нет. Он может сколько угодно унижаться, чтобы заслужить симпатию Кэролайн, отчаянно пытаться восстановить дружеские отношения со Стефаном, даже помогать этим детям из Мистик Фоллс в исполнении их глупых планов. Но показать сестре, что ему есть до нее дело? Никогда.
Не прошло и дня, чтобы Ребека не думала об этом. Не прошло и дня, чтобы она не мечтала, что когда-нибудь все наладится. Когда-нибудь... у них ведь целая вечность впереди.
Размышления девушки были прерваны телефонным звонком. Стефан? Серьезно? Да должен был случиться апокалипсис, чтобы Сальваторе позвонил ей. И все же Ребека подняла трубку. Стефан говорил сбивчиво, быстро и взволнованно. Создавалось впечатление, что он даже напуган. "Охотники", "сверхсильные", "Клаус", "убьют", - слова, которые впечатались в сознание блондинки. Сердце ее забилось в бешеном темпе. И она совсем не знала, что делать, потому молча прижимала трубку к уху. Стефан просил помощи, говорил, что сейчас всем нужно объединиться, иначе вместе с Клаусом умрет слишком много других вампиров. Умрут все, кто дорог Стефану. Умрет и он сам. Но на них Ребеке было плевать. Пугала ее лишь смерть брата. Однажды она уже потеряла его. Сможет ли она пережить это еще раз?
- Пусть убивают. Мне все равно, - как бы жестко девушка не пыталась говорить, на последнем слове голос ее все-таки дрогнул. А по щеке в это время покатилась одинокая слеза. Ребека смотрела в окно, но взгляд ее стал таким пустым, таким разбитым. Она подписала брату смертный приговор. Она понимала это, но ничего не могла поделать. Она не могла простить его. Уже нет. Даже если вся ее семья объединится для защиты Никлауса, она не присоединится к ним. Она сделала свой выбор, так же как он когда-то сделал свой. Когда сказал, что она для него теперь никто. В тот момент что-то внутри Ребеки оборвалось. В тот момент Ник для нее умер. И все-таки... неужели теперь он на самом деле умрет? Неужели это случится?
Время для Майклсон как будто остановилось. Но на самом деле прошло уже несколько часов. Она же по-прежнему не выходила из особняка. Она пила виски. Жадно, быстро. Так, чтобы чувствовать горечь этого напитка так же остро, как она сейчас чувствовала горечь внутри себя. В своей душе. Алкоголя в бутылке оставалось все меньше. Печали - все больше.
Что ты делаешь? Что? Девушка чувствовала, как медленно сходит с ума. Ожидание - самое тяжелое, что может быть. Она сидела дома, зная, что скоро самого близкого ее человека на земле не станет. Пусть они и пребывали в ссоре, пусть не разговаривали, пусть она почти ненавидела брата сейчас, но... она никогда не прекращала его любить. Никогда. Неужели она позволит ему умереть? Неужели она сможет жить дальше, зная, что ничего не предприняла. Что даже не попыталась его спасти? Нет, нет. Так не должно быть. И так не будет. Ребека поднялась с кресла и вскоре уже оказалась у дверей особняка Никлауса. У двери их дома. Того дома, который она покинула. Который мог бы стать домом для всех их семьи. Нет, никто не сможет отобрать у нее брата. Она сделает все, что может, но поможет ему. Резким движением руки девушка открыла дверь и вошла внутрь.
- Ник? - немного неуверенно крикнула она. - Никлаус? - повторила Бека на этот раз гораздо громче. И в ответ ни звука. Мертвая тишина. Ребека прошла по коридору в гостиную. Увиденное пугало еще больше, чем гнетущая тишина. Трупы гибридов. Трупы тех, кого Ребека ненавидела за то, что они были брату дороже ее. Она должна была бы радоваться, но не могла. Ведь если мертвы они - охрана Никлауса, то кто знает, что сейчас с ним самим. Медлить было нельзя. Так быстро, как только могла, девушка поднялась наверх. В комнату, где Ник проводил больше всего времени. Где он рисовал. Где он оставался, когда хотел побыть один. Если он и был где-то сейчас, то именно там. Ребека ворвалась туда, ожидая чего угодно. Она увидела Никлауса. Но он был не один. Несколько человек держали его при помощи какой-то странной конструкции. Другие держали Дэймона и Стефана, видимо, пришедших на подмогу. Но что они могли сделать тем, кто справился даже с непобедимым Никлаусом? О, Боже! - теперь она увидела самое страшное. Нет, нет, нет. Этого не может быть! Это просто не могло произойти. Я не верю! Элайджа. Кол. Оба они лежали на полу. Мертвые. Ребека была настолько шокирована, что не могла даже плакать. Слезы застыли в ее глазах, а руки дрожали. Ник. У нее остался только Ник. И она убьет здесь всех и каждого, только бы он остался жив. Она сделает все, что может сделать, даже если в результате и сама погибнет. Ребека больше не думала. Она не могла думать, когда происходило такое. В мгновение ока девушка оказалась рядом с первым охотником. Потом вторым, третьим. Она пронеслась, как ураган. Она убила их всех. Бека сама не понимала, как она смогла справиться с ними. Наверное, эффект неожиданности. Адреналин в ее крови. Непонятно. Но это неважно. Главное, что она успела. Главное, что Ник все еще жив. Оказавшись рядом с братом, Ребека тут же освободила его из этой странной ловушки. Он был слаб, он был так слаб.
- Притащите кого-нибудь! Кровь! Неважно кого! Быстрее!! - кричала она Сальваторе в то время, как по щекам текли слезы. Ребеку охватывала паника. Как же она боялась. Она не представляла, что с ней будет, если он сейчас умрет на ее руках. - Пожалуйста, - тихо прошептала девушка сквозь всхлипывания.
- Ник, Ник, ты слышишь меня? - блондинка легонько встряхнула брата, который не подавал никаких признаков жизни. Но он не был мертв, она знала это. - Ник, очнись. Прости меня, прости за все это, - она прижимала тело Никлауса к себе так, как никогда не могла себе позволить ранее. Как бы сильно девушка не любила брата, но их отношения всегда были на грани. А он всегда был суров к ней. Она не могла быть слабой. И вот сейчас она так крепко обнимала его, как будто это может хоть что-то изменить. Она прижимала его к себе и захлебывалась собственными слезами. Все это из-за нее. Если бы она пришла хоть чуточку раньше, всего этого могло бы не быть. Если бы она не была такой упрямой. Если бы она сразу поняла, что происходит.
- Rebekah, love, - слабый голос, почти хрип. Он очнулся! Он все-таки жив. В глазах девушки появилась надежда. - Слишком поздно, - Ребека слышала, но не желала верить в это. Нет, нет. Он просто преувеличивает, он просто драматизирует. Но разве он делает так? Разве он стал бы говорить подобное, не будучи уверенным, что это правда? - Прости меня, - после этих слов стало совершенно ясно, что и правда слишком поздно. Ник никогда не стал бы извиняться. Что бы он не делал, он никогда не просил прощения у Беки. Это просто не в его стиле. И теперь он говорит "прости"?
- Нет, нет. Ник, не надо. Не говори этого! Скажи, что я никто, что я тебе не сестра. Но не это, нет! - отчаянье овладевало девушкой. Она не могла допустить его смерти. Но и изменить ничего не могла. - Я прощаю тебя. Конечно, я тебя прощаю, - прошептала она, глядя в его глаза. Она бы все отдала, чтобы снова увидеть в этих глазах жизнь. Абсолютно все.

~ For blue, blue skies I forgive you ~

Его тело обмякло. Взгляд стал совершенно отрешенным. Все было так, как будто он умер. Умер, как человек. Но это невозможно. Этого просто не может быть. Никлаус не человек. Однако какая разница? Ребека все еще обнимала бездыханное тело брата, положив голову ему на грудь.
- Ты не можешь умереть. Ты не можешь меня оставить. Вы все... у меня больше никого нет, Ник. Остался только ты. Ты должен жить, - она говорила, не прекращая плакать. Но в глубине души девушка понимала, что он уже не слышит. Он мертв. Так же как и вся ее семья. Осталась только она одна. Теперь она действительно одна в целом мире. Одна.
- Так ему и надо. Всем вам, - вдруг раздался женский голос. Голос Елены. Ребека тут же вытерла слезы и поднялась с пола.
- Какого черта тебе здесь надо? - что бы там ни было, но Гилберт не имеет никакого права издеваться над ней. Уж этого Ребека точно никогда не позволит.
- Я устроила все это. Его смогли убить только благодаря мне, - Бека все еще не могла понять, что происходит, - Стефан нашел лекарство для меня. Не без помощи Клауса. Я могла стать человеком. Но вместо этого я решила сделать человеком его. И убить. Он должен был заплатить за все то, что сделал с моей семьей, - Елена улыбалась, она была так довольна собой, что Ребека хотела прибить ее на месте. Кажется, та действительно стала все больше и больше походить на Кэтрин.
- Но ведь если Ник..., - она все еще отказывалась произносить слово "мертв", - Стефан, Дэймон, Кэролайн... все умрут! И даже ты.
- Умрет только тот, кто этого заслуживает. Только он, - Гилберт указала рукой на тело Клауса. И наконец Ребека поняла, в чем тут дело. Они действительно сделали его человеком. И убили человеком. Они чертовы предатели. Елена. Ребека всегда ненавидела ее, но сейчас... сейчас она желала ей смерти как никогда ранее. Блондинка накинулась на Гилберт и потащила ее к ножке стола, которую хотела использовать как кол. Та сопротивлялась, но сила древнего, пусть и разбитого горем, вампира гораздо больше. Еще немного. Еще одно последнее усилие. И... И Ребека очнулась на полу своей комнаты. Она открыла глаза и осмотрелась. Нет никакой Гилберт, нет трупов ее убитой семьи. И вообще она находится в своем особняке. И лишь слезы на щеках и смятая кровать, с которой она, видимо, упала, напоминают о случившемся. Это был сон. Ужасный кошмарный сон. Ничего не произошло. В реальности ее семья жива. Никлаус жив. Пусть они по-прежнему не разговаривают, но он жив. А она должна быть все так же зла на него. Но сейчас Ребека уже знает, чего хочет больше всего на свете. Простить его.

Мир сновидений, это мир, находящийся за гранью реальности. Ты можешь забыть кто ты и где находишься, потеряться в пространстве. Полная свобода действий в необъятном пространстве. Вот какое оно, забытье. А порой вместо каких-нибудь видений может быть лишь пугающая чернота, наводящая страх перед неизведанным...
День. По шоссе едет вереница машин, дворники которых безустанно очищали лобовое стекло, чтобы водитель мог видеть куда ехать. Дождь лил как из ведра, барабаня по железной крыше авто.
Погодка, однако, не радует. - подумала девушка, сидевшая за рулем. Она уже больше четырех часов сидит в салоне автомобиля. Долгая дорога утомляет и порой клонит в сон. Брюнетка переключила медленную мелодию на более быструю. Она не знала что именно подтолкнуло ее ехать неизвестно куда, она просто чувствовала что так нужно, что это правильно и лишь тихий голос нашептывал ей на ухо какие-то слова, разобрать которые не представлялось возможности.
На обочине появился первый за все это время знак, кажется это было приветствие. Надпись на табличке гласила "Добро пожаловать..." а дальше Елена не смогла разобрать. Название города было стократно перечеркнуто, словно кто-то хотел предупредить путешественников о чем-то, но что бы это ни было, намек был непонятен и сама девушка решила, что все это какой-то розыгрыш. Где-то вдалеке показались дома, но странным было не только то, что здания появились так скоро. Машина, что была впереди, исчезла, словно ее и не было. На дороге никого не было. Проехав еще километров пять, мисс Гилберт оказалась на центрально площади, один вид которой внушал страх. По спине пробежал  холодок. Остановившись, она взяла сумку и вышла из машины. Отойти от единственного шанса на то, чтобы при первой же возможности уехать отсюда брюнетка по-началу не решалась. В груди как будто все замерло и сердце перестало биться. Практически в самом центре площади было полуразрушенное строение, похожее на нечто вроде большого фонтана, по крайней мере ни на что другое эта груда бетона и арматуры не напоминала.
Где это я? - дрожащим голосом спрашивала Елена, но ответа не было. Мертвая тишина, царившая в этом месте, как будто заставляла воздух давить на легкие. Стало трудно дышать. Но несмотря на это путешественница решилась зайти в первое попавшееся здание. До него было всего пару шагов. Но чем ближе она подходила к двери строения, тем запах гари, витавший вокруг, усиливался.  Наконец, брюнетка перешагнула порог, а когда дверь со скрипом за ней закрылась, она очутилась в своем родном классе, в городе Мистик-Фолс. Возможно ли это? Видимо да, но научного объяснения все равно ни за что не найдешь. Все еще испытывая страх, постепенно перераставший в дикий ужас, мисс Гилберт села на свое место, как будто это был обычный урок. Но было что-то, что не давало покоя. Казалось, что за спиной стоит кто-то или что-то  и Оно следило за ней.
А если я повернусь, то что я увижу перед собой? - промелькнуло в голове как раз в тот момент, когда в класс начали заходить и другие ученики, но что-то здесь было не так. Они все выстроились вокруг нее и в их глазах можно было увидеть жажду мести. Среди стоящих можно был увидеть отца и мать Елены, Дженну, но другие были незнакомы.
Здравствуй, Елена. Давно мы с тобой не виделись. - она слышала их, она могла их слышать. Но холод звеневший словно стекло в их голосах, отталкивал. Елена вжалась в спинку стула прижимая к себе сумку. - По твоей вине мы умерли. Все из-за тебя! - сердце колотилось как бешеное, оно было готово выпрыгнуть. Неожиданно девушка почувствовала на своих плечах тяжесть и холод, растекавшийся по всему телу. Это Оно пыталось дотянутся до брюнетки и утащить ее за собой. Но не успело, потому что в кабинет вошли еще двое человек и они тащили сюда...
Джереми! - девушка попыталась встать, но мощные лапы мрака не позволяли, приковывая ее к стулу.
Ты должна убить его, Елена. Слишком много боли он из-за тебя перенес. Отпусти его, так будет лучше. - по щекам потекли обжигающие слезы. Брюнетка билась в истерике, в попытках освободится, вырваться отсюда и спасти брата, единственного родного человека, кроме него у нее никого не было. Один из тех, кто держала Джера, порезал ему руку острым ножом. В воздухе появился запах крови, такой пленяющий, затуманивший рассудок. Лицо беззащитной девушки превратилось в лицо настоящего хищника. - Смотри во что ты превратилась. Ты чудовище! Убей его! - кричали "ученики" в один голос. В голове раздалась жуткая боль. Рывок и Елена оказалась около брата. Секунды и ее клыки пронзили его шею...
Тело парня обмякло и рухнуло на пол. Взгляд был таким пустым и потерянным. Окружающий мир потерял всяческий смысл. Вампиресса упала на колени рядом с мертвым братом. Из глаз текли слезы, оставляя после себя солоноватые мокрые и черные от туши дорожки. Елена  прикрыла рот рукой и просто смотрела, смотрела на охладевшее тело Джереми. В душе появилась пустота, которая все более расширялась, холод и тьма, проникали в ее сердце. Девушка уронила голову на грудь брата и смяла в кулаке ткань его рубашки. Время перестало иметь какой-то смысл, как и жизнь, которая считалась самым ценным, что только есть у человека. Брюнетке казалось, что это какая-то игра, правила которой были очень жестокими и автор явно хотел причинить ей как можно больше боли, заставив страдать
Нет, нет, нет!!! - закричала она и с каждой секундой ее слова набирали мощную силу и внезапно все исчезло и девушка оказалась в своей постели. Вся в холодном поту. Простыни были смяты, за окном стучал дождь. Она тяжело дышала и все еще не могла придти в себя. Слишком тяжелым было для нее это событие. - Сон... Это был всего лишь сон... - страх окутывал ее, словно одеяло и не желал отступать. С колотящимся сердцем Елена тихо встала с кровати и на цыпочках прошла в спальню Джера. Тот спал без задних ног и можно было слушать его ровное и спокойное дыхание. Убедившись, что с ним все в порядке, она вернулась к себе и попыталась снова уснуть...

Ее слова отдавались в голове мелодичным звоном. Приятным и успокаивающим. Казалось, что именно она все еще удерживала его сознание где-то на переходе. Она словно не давала полностью окунуться в наступающую со всех сторон тьму. Только чарующие звуки ее голоса, только ее присутствие, пусть и холодные, но греющие душу прикосновения. Она единственная, с кем он мог говорить начистоту. По крайней мере, так было последнее время. Он уже привык, что она рядом, что поможет и поддержит. Это было довольно странно и приятно. У него никогда не было таких друзей. Были собутыльники, товарищи по команде или просто знакомые, завистники. Но не более. Никто еще, как эта блондинка, не был ему так близок. Близок душевно.
Тело еще раз дрогнуло от невыносимой боли. Всего сковало. Даже слово не могло вырваться наружу, только сдавленный полухрип, в котором он просит ее уйти. Но ее руки прикасаются к его горячему, как при лихорадке, телу. И он рад, что она не уходит. Кажется, ей даже страшней, чем ему.
Память услужливо выдвигает на передний план ту самую запись. Несколько часов боли и криков, которые заснял дядя. Все это: память,  животный страх и чудовищная боль - сливались в единый поток. Он захлестывал, накрывал с головой, заслоняя все остальные чувства и мысли. Только боль во всем теле, словно каждая кость переламывалась, каждая клетка менялась. Только страх перед неизвестным и еще большей болью.
Пусть свет луны сюда не достает. Здесь мрак, темнота. Только сырость, затхлый воздух и холодный каменный пол. Но ей, луне, не нужно доказывать свое присутствие. Она здесь, совсем рядом. Стоит только выйти из этого склепа, темницы, и ты ее увидишь. Но она и так манит, зовет. И ты не можешь ей противиться. Чем больше борешься, тем больнее становится.
Снова ее голос. Уже с нотками слез, паники и горести. «Чего ты боишься? Тебе страшно за меня?  Глупенькая, я же не умру. Это проклятие оставит меня в живых и будет мучить. Всегда, каждую полную луну».
- Уходи! – он снова кричит, из последних сил отталкивает девушку. Резко посмотрев на нее, ему становится плохо. На ее щеках слезы, губы дрожат. Он не видит, что происходит с его телом, даже не предполагает, насколько жутко наблюдать за тем, как оборотень меняет свой облик. Ты перестаешь существовать как человек и становишься зверем. Самым настоящим животным, нечего не понимающим, не осознающим, кроме заложенных инстинктов.
«Почему ты не уходишь!?» - последние обрывки сознания. Последние крохи разума растворяются.
Хруст ломающийся кости. Еще одной, еще хруст. Тело стремительно меняется, выворачивает и уродуется. Старые цепи не выдерживают и с  характерным звонким грохотом падают на пол и волокутся следом за мечущимся оборотнем. Все это сопровождается криками и рыками. Человеческая часть прячется под новой шкурой. Разум еще не привык к новому телу. Тяжело им управлять.
- Тайлер… - со слезами на глазах бубнит блондинка, надеясь, что молодой человек ее услышит. Она верит в это, она ему доверяет.  Вампирка знает, что один его укус – верная для нее смерть. Все это знает, но не уходит. Прижимает трясущиеся руки к лицу, словно так может себя защитить или что-то изменить.
Локвуд отозвался лишь гортанным рыком, чуть подаваясь вперед. Он вышел на свет.  Сейчас он был простым волком. Разве что глаза блестели слишком уж хищно, словно он охотился. Керолайн замерла, не время своим глазам. Она не хотела уходить даже сейчас. Всхлипнув, девушка делает неуверенный шаг к оскалившемуся волку. Она надеяться,  что он ее узнает.
Наивная, еще совсем девочка, без жизненного опыта. Даже когда зверюга скалится, она надеется на что-то.
Ответом ей было только рычание. Загривок зверя вздыбился, как это часто бывает, когда звери готовятся к атаке или же демонстрируют себя.
«Уходи, Керолайн, прошу тебя! Уходи отсюда!» - голова разрывает от своих мыслей, но из горла вырывается только рык.
Блондинка все никак не уходит, не отступает. Ее взгляд полон надежды, что даже сейчас оборотень ее узнает и остановится. Ведь это же Тайлер. Он не может причинить ей боль.
Все волчье тело напряглось до предела. Когда вампирка поняла, что не докричалась до разума друга, пришло и осознание ситуации. Девушка пятится назад. Перепуганная и вся на нервах, она совсем не обратила внимания на разметавшиеся по полу цепи и, запнувшись одону из них, падает на каменный пол.
Он холодный и сырой. В  некоторых местах скользкий из-за капающей сверху воды.
Когда потенциальная жертва оказалась на полу, инстинкты берут верх.  Волк кинулся на блондинку, с неведомой силой и яростью. Он прогрызал ее одежду, кожу, мясо, пока зубы не сомкнулись на оголенной  кости. После этого он перебирался все выше. От ног он двигался к ее шее.
Она вырывалась, кричала. От жуткой боли девушка извивалась, надеясь скинуть с себя животное, но все было тщетно. Чем больше Форбс боролась, тем сильнее запутывала свои ноги в цепях.
Порой ей удавалось отпихнуть от себя оборотня, чтобы не дать себя сожрать заживо, но не успевала она это сделать, как Локвуд снова принимался грызть ее.
Он не мог остановиться, не мог усмирить в себе желание ее убить. Где-то в уголках разума он пытался понять, почему он это делает, но не мог. Простой инстинкт, заложенный в него при рождении. До этого дня он спал, но теперь проснулся.
Перед глазами была одна лишь кровь,  нос щекотал металлический запах. Все это опьяняло и действовало как какой-то  дурман.
Зверь даже не заметил, как жертва перестала сопротивляться, потом кричать. А после этого совсем затихла.
Поняв, что «игрушка» больше не подает признаков жизни, волк выплюнул изрядно изуродованную руку.
Оставшееся время он выгрызал ей ребра, добираясь до сердца, желая вырвать символ жизни из хрупкого тела.
Он пользовался мощной челюстью и когтистыми лапами, превращая грудную клетку в непонятное месиво.
Вот оно. Маленькое, когда-то трепещущее сердечко. Ее погубила ее наивность и доброта. Глупость, которая была присуща только ей одной.
Кругом все было в крови,  ошметках одежды и мяса. Когда оборотень закончил, и рядом со всем этим лежали выгрызенные куски сердца, он успокоился. Доедать добычу он не стал. Лишь брезгливо  понюхал руку и  потрогал ее лапой.
В звериной голове не было ничего человеческого. Волк был удовлетворен своей работой. Он побродил вокруг тела, нарезая круги. Локвуд даже не пытался выбраться из своей клетке. Ему пока и тут было хорошо.
Задрав морду к потолку, он словно чувствовал, что ночь подходит к концу, закрыл глаза и  завыл. Вой был долгий, чувственный, словно волк жаловался луне на что-то.
Прошло несколько часов. Но больше он ничего не помнил. Тай очнулся в липкой луже. Кровь. Парень подскочил, кажется, к самому потолку. Он боялся посмотреть в угол, где лежал труп. В месиве что-то блеснуло. Это было Керолайн, его любимой девушки. Белокурые локоны не оставили и тени сомнений. Оборотень застыл, не в силах пошевелиться. Крик застрял в горле. Мыслей тоже не было. За несколько секунд он опустел. Он не замечал, что его трясёт, не замечал, что из глаз катятся крупные слёзы, что дрожат губы.
- Тайлер! – в бок что-то пихнулось. Еще раз. Он непонимающе открыл один глаз, другой. - Да что с тобой? - Керолайн смотрела на него непонимающе и чуть возмущенно. Парень сначала не понял, что видит ее перед собой. Живую, здоровую и без крови на теле.
Он проморгался, осмотрелся. Это его комната, его постель. За окном ночь. Светит полумесяц.
- Ты весь горишь, тебя знобит, - забеспокоилась она. Девушка уже хотела подняться с постели, гибрид ее остановил, крепко обняв. Он прижал к себе блондинку, жадно вдыхая запах ее волос, судорожно оглядывая каждый миллиметр её прекрасного тела, словно боясь обнаружить укусы.
- Эй, - чуть улыбнулась она, -  Раздавишь!
- Прости… Просто я тут подумал, что мне очень повезло, что у меня есть ты, - голос сорвался.
- Так, что с тобой случилось? Тайлер…
- Просто кошмар. Забудь… Такого быть просто не могло, - Тайлер тяжело вздохнул. Он так и не выпустил ее из объятий до утра, только чуть их расслабил.

Как жаль, что ты не со мной, ты снова
Лишь тень из теней, один я
Стою на краю каких-то отравленных вод
Как жаль, что ты не со мной, ты где-то
Где мне не бывать, я слышу
Всё громче и ближе, ясно
Безразличное ”Нет”(с)

Холодной ночной ветер нещадно треплет тонкую штору, будто бы норовя разорвать ее в клочья. Настежь распахнутое окно в небольшую комнату с легкостью впускает остервенелые воздушные порывы, будто бы было с ними в сговоре. Сквозь тусклый лунный свет, еле-еле проникающий в комнату, с трудом, но все же можно было различить бледное лицо юноши, лежащего на кровати. Он напряжен, вздрагивает во сне, в выражении лица читается нечто, балансирующее на грани между недоумением, страданием и наивысшим наслаждением. Несколько светлых коротких прядей волос прилипли ко лбу. Одеяло скомкано и валяется где-то в ногах, простыни смяты.
Мучительный стон срывается с обветренных губ, после чего парень резко садится на кровати, обхватывая руками голову. Он тяжело дышит, испуганно озираясь по сторонам, будто бы пытаясь увидеть что-то, доступное лишь его взору.

Сумерки плавно опустились на Мистик Фоллс. Вывески баров и кафе встретили вечер яркими всполохами неоновых вывесок. Уставшие после напряженного рабочего дня горожане занимали столики, делали необходимые покупки. Влюбленные парочки прогуливались, держась за руки; родители пытались прервать игры своих чад и отправить их наконец-то ужинать… В общем, все шло своим привычным чередом, на первый взгляд Мистик Фоллс сейчас ничем не отличался от обычного маленького городка Соединенных Штатов.
Это был действительно обычный вечер? К сожалению, нет. Мэтт Донован покинул свой дом около получаса назад. Неведомая сила тянула его по узким улочкам, не позволяя остановиться ни на секунду. Он тяжело дышал, несмотря на хорошую спортивную форму. Холодный воздух заполнял его легкие, жег и раздирал горло. Парень совершенно не понимал куда и зачем идет. Дома на его пути встречались все реже, уступая место зарослям кустарника и деревьям. Неведомая тревога завладела всем его естеством, заставляя переходить с шага на бег. Я должен успеть. Должен, должен… Донован не понимал куда именно он так спешит, но сердце стучало слишком быстро, а в голове была одна-единственная мысль: Она погибнет. Нужно успеть.
Кровавые всполохи на горизонте замешивались с истошными криками из-за густой полосы темных деревьев. Мэтт продирался сквозь лесную чащу, хлесткие ветви будто бы специально лезли в лицо, царапая кожу. «Только бы успеть…»
- Мэтт! – знакомый женский голос заставил парня резко остановиться. Он испуганно заозирался в поисках девушки. Его звала Елена. Да-да, та самая Елена Гилберт. Что она делает здесь так поздно? Зачем она пошла в лес? Мысли, словной рой пчел, кружились в голове Донована, а сам он бешено высматривал в лесных зарослях до боли знакомый силуэт. На мгновение ему показалось, что шевельнулся куст можжевельника, он ринулся было туда, но никого на этом месте не обнаружил.
- Елена, это ты? Я не вижу тебя! – отчаянный крик в пустоту. Мэтт выхватил пистолет из-за пазухи. Оружие так естественно легло в ладонь, словно влитое. Донован нутром чувствовал, что именно сейчас девушке грозит страшная опасность. И только он, тот, кто всегда был ей предан, может спасти ее.
- Мэтт, помоги мне! – голос, полный страха и отчаяния заставляет парня ускорить поиски. Он мечется по лесу в поисках Елены, но все тщетно. Всполохи огня все ближе. Мэтту снова показалось, что совсем близко мелькнула знакомая фигура. Пистолет приятно тяжелит руку, придавая уверенности и храбрости. Он обязательно спасет ее, и вот тогда, именно тогда, Елена Гилберт поймет наконец-то, что лучший друг Мэтт Донован ее действительно достоин.
Перед ним раскинулась небольшая поляна, большей частью объятая огнем. Странные тени кружились у верхушек деревьев. Мэтт рассеянно всматривался в пылающее марево и черные, полупрозрачные силуэты, которые все слетались и слетались к поляне неведомо откуда. Складывалось впечатление, что они кружатся в каком-то дьявольском танце, выполняя чудовищные па своими эфемерными телами. Где же Елена?! Донован вдруг понял, что это страшное зрелище настолько заворожило его, что он и думать забыл о причине своего появления в лесу – он искал Елену Гилберт, она звала его, умоляла помочь ей и спасти. И где же она теперь?
До боли дорогая и любимая фигура появилась внезапно, в самом центре огненного действа. Тени потянулись к девушке, окружая ее плотным кольцом, пряча от глаз растерянного молодого человека. Мэтт ринулся было к девушке, но неведомая сила оттолкнула его и уронила на пожухлую траву.
- Мэтт, как хорошо, что ты нашел меня, - девушка протянула руки в сторону замершего молодого человека, радостно улыбаясь. У ее ног лежало бездыханное тело юной девушки. С губ Гилберт стекала струйка темно-алой крови.
Елена... Что за... Донован смотрел на девушку, не веря своим собственным глазам. Он боялся пошевелиться, все еще надеясь, что это лишь мираж, наваждение, которое вот-вот пройдет, исчезнет как дурной сон. Но все было истинной правдой. Его дорогая Елена, милая и прекрасная, стала чудовищем, нечистью. Она, именно она только что до последней капли выпила кровь неизвестной девушки, оставив ее тело лежать на пожухлой лесной траве.
- Как ты могла? Почему, Елена?! - он иступленно кричал, боясь сделать даже шаг навстречу девушке. Совершенно не понимая, за что судьба вновь сыграла с ним столь злую шутку.
- Так должно было случиться, Мэтт. Это хорошо, поверь. Я счастлива теперь как никогда раньше. Ты ведь мой лучший друг, самый близкий, неужели ты не хочешь разделить со мной мою радость? - Гилберт шагнула навстречу Доновану, еще шире улыбаясь, обнажая белоснежные вампирские клыки, на которых еще оставались капельки крови.
Мэтт вытянул вперед руку с пистолетом. Он весь был словно натянутая до предела струна.
- Так будет лучше для тебя.
Его практически разрывало от великого множества противоречивых чувств, но Донован заставил себя раз за разом нажимать на курок. Пули, словно при замедленной съемке, врезались в тело девушки, она содрагалась от каждого выстрела. Вампира нельзя убить человеческим оружием... - эта мысль пришла слишком поздно, лишь тогда, когда последний патрон уже покинул обойму.
- Прекрати, Донован! Это глупо. Меня нельзя так убить. - Елена продолжала улыбаться.
Мэтт, словно бешеный, оглядывался, стараясь как можно меньше смотреть на то существо, что когда-то было его любимой девушкой. Осиновая роща? Осиновая... Мысль пришла неожиданно и даже слишком вовремя. Резким движением отломив средних размеров ветку от ближайшей осины, Мэтт уверенно шагнул к девушке и со всей силы вонзил этот импровизированный кол в ее грудь.
- Что же ты сделал, Мэтт? Я же так любила тебя… - слабый, еле слышный голос Елены Гилберт заставил молодого человека остановиться и перевести дух. Тускло светила Луна, и в ее свете, посреди лужи крови лежала темноволосая девушка. Та самая Елена, которую он любил всю свою жизнь. Она с непониманием и болью смотрела на Донована. Из ее широко открытых глаз текли слезы, она хватала ртом воздух, как  будто бы пыталась вдохнуть побольше и поглубже. Елена уже почти лежала, кое-как стараясь удержаться. Несколько пулевых отверстий так уродливо отпечатывались на ее платье, и кровь повсюду... Мэтт безумно смотрел на Гилберт. Что я наделал... Что я наделал! Его любимая девушка, та, ради которой он был готов свернуть горы, сейчас она истекала кровью, и виноват в этом был только он сам. Донован наконец-то справился с оцепенением, подбежал к Елене, прижимая ее к себе, гладя по волосам. Он пытался ее успокоить? Так глупо, так нелепо и бессмысленно! Собственными руками разрушить все, что могло бы быть счастьем...
- Почему ты так поступил со мной, Мэтт? Зачем ты убил меня?
- Нет!

Мэтт резко сел на кровати, тяжело дыша и испуганно озираясь по сторонам. Все хорошо. Это та же комната, что и всегда. Все вещи на своих местах. Парень обессиленно убирает со лба прилипшую прядь волос, параллельно отмечая, что руки почему-то влажные. Донован зажигает прикроватную лампу и в ужасе смотрит на свои руки, испачканные в крови.

... Легкий ветерок колыхал траву, солнце в ярко-голубом небе светило так ярко, что приходилось прикрывать глаза рукой. Вся поляна сплошь поросла её любимыми цветами - лилиями. Шелковистые стебли травы щекотали ноги девушки. Елена улыбнулась, глядя на окружающую её красоту. Сейчас она чувствовала себя такой счастливой!
Внезапно быстро увеличивающаяся в своих размерах серая туча заслонила солнце. Казалось, что эта туча закрыла всё небо. Стало холодно. Ветер, до этого беспечно игравший стеблями травы, теперь, как безумный, закружил в воздухе лепестки лилий. Теперь эти лепестки больше не радовали глаз. Они мешали. Земля, ранее мягко пружинящая под ногами, вдруг стала очень холодной и твёрдой. Кое-где появились острые камни, в кровь режущие ноги. Смолкло пение птиц, которые раньше беззаботно летали по поляне. Сейчас все они сидели на ветках деревьев и смотрели на девушку, словно ожидая чего-то.
Елена поняла, что что-то пошло не так. Что-то разрушило эту идиллию. Её идиллию! Девушку охватил страх. Она увидела какой-то камень в траве. И поняла, что ей нужно узнать, что же там. Она стала пробираться сквозь траву и вдруг услышала оглушительный стук. Не понимая, что стало источником столь громкого звука, она перешла на бег. Везде, где не ступала девушка, появлялись кровавые следы. Ноги, изрезанные острыми камнями в кровь, безумно болели, но девушка, казалось, совсем не чувствовала боли и всё бежала вперёд. Добежав до серой плиты, которую Елена изначально приняла за камень, она рухнула перед ней на колени. И не смогла сдержать крик отчаяния и боли. Теперь она поняла, что это такое. Это была могила Деймона. Могила того, кого она так сильно любила и не могла высказать своих чувств! Слёзы покатились по щекам девушки. Стук снова повторился. Он пытался выбраться из могилы. Он звал её, она слышала его голос!
- Деймон! - закричала она, обратив свой взор к небу. - Я люблю тебя, слышишь?! И если тебе не суждено больше жить в этом мире, то я умру вместе с тобой!
На этих словах девушка подобрала первую найденную деревянную палку и замахнулась, собираясь пробить своё сердце этим своеобразным колом...
...Елена проснулась в холодном поту. По щекам вампирши текли слёзы. Но вскоре девушка осознала, что это был всего лишь сон. Всего лишь кошмарный сон. Оставшуюся часть ночи она не могла сомкнуть глаз, но слёзы больше не бежали по её щекам. Раньше она и не представляла, как дорог ей этот наглый и эгоистичный вампир...

"За последние четыреста тридцать два года меня убивали восемнадцать раз. В девятнадцатый я умер."
В этом сне все было куда реалистичней, чем в предыдущих. В нем, в отличие от остальных, я был самим собой - первородным гибридом, которого можно убить только одним известным способом. Но сама обстановка сна, в которую меня вписало подсознание, априори выводила меня в ряды бессильных, обреченных и павших.
Все сны не имеют начала. Я не знал с чего все началось. Отпечатком в памяти остались черные глаза, такие же сверхъестественные, как и вампирская сущность. Они были прекрасны: насыщенного зеленого цвета, слегка раскосые, на нежном девичьем лице, обрамленным роскошной копной соломенных волос. Она купалась в лучах солнца являя собой ангельскую, невинную красоту. И только я, стоя на другом берегу реки смерти, узрел в ней свою погибель. Стремительный поток горного ручья служил тогда границей между нами: диким охотником на души человеческие и ней - местью всего сущего. Ее образ врезался в меня острыми наконечниками первобытных копей, иллюзией могущества, идеалом конца. Совершенное создание на черном жеребце, воплощение открытой угрозы, хрупкости всех стереотипов существования и праздного искушения смертью - северная ведьма ледяных озер. Так далеко и так бесповоротно меня заносило только во снах. Я не знаю, как осознал, что столкнулся с безупречностью оружия в лице этой, на первый взгляд, беззащитной девушки, с вплетенными в волосы перьями, с крыльями орлана на плече, ритуально разрисованными лбом и руками.
Страх поглотил меня, как только она обернулась и взгляды кровных врагов пересеклись. Я упустил свой шанс на побег, выделенный Судьбой миг спасения. Теперь я не мог ни шевелиться, ни разговаривать, ни даже толком дышать. Что-то невидимое толкнуло меня в грудь с неизмеримой ударной силой, от которой я должен был улететь на добрых пару километров в лес. Но вместо его заглушил другой, точно такой же удар в спину, едва не сломавший меня пополам. В какой-то момент мне показалось, что я пошатнулся, но это был обман. Ведьма стояла на другом берегу еще даже не успев ко мне приблизиться, а я уже понял, что проиграл. Во мне не взыграла злоба, ненависть или жажда расплаты за столь презрительно брошенный вызов, я просто влюбился в свою беспомощность.
Я замер, застыл навеки, словно изваяние безумного мастера, таящее в себе все грехи человечества. А провалившись, возненавидел себя. Царапал, рвал на себе кожу, мне казалось, что она не моя, чужая. Словно все вокруг принадлежит не мне, а этой проклятой ведьме. Как будто она вырвала меня из истории, вычеркнула мое имя из всех списков существующих и несуществующих. Я даже не чувствовал себя пеплом на кострище, ни пылью на музейных экспонатах, даже не былиной в устах старца. Меня словно не было, и в то же время я горел. Что-то инородное рвалось из меня наружу, подобно подсаженному демону, съедающему изнутри. Я кашлял, как последний туберкулезник, смертник обстоятельств, выплевывая легкие и смотрел на кровавую жижу в собственных руках. Ведьма лишала меня чувств одно за другим. Сначала я ослеп, тьма поглотила меня и этот густой лес и реку. Вокруг не было ни просвета, мои глаза выкололи, оставив пустые рытвины по обе стороны от переносицы. И мне казалось, что вокруг меня не пустота, а тысячи иголок, пропитанных угрызениями совести. От укола каждой я рыдал и мои же слезы меня резали. Я захлебывался собственной слепой паникой, которая, казалось спустя вечность, сменилась удушьем. Меня лишили кислорода, как будто я всю свою загробную жизнь только им и дышал. Вместо него в мои легкие попадал тошнотворный яд. Я задыхался слюной, глотал язык. Каждое мое прикосновение отдавалось мучительным звоном в висках. Моя голова разрывалась на части, и я глухо кричал, не издавая ни звука. В моем рту был песок, под кожей тысячи зудящих насекомых. Мне казалось, что ноги мои отмерзли, а руки покрылись волдырями от ожогов. Мои муки были страшнее ада, а сон слишком реальным.
Кэролайн закричала. Она не заметила, как изорвала подушку, как скатилась на край кровати, словно загнанный бык в разгаре корриды. Сдавленный, хриплый крик отчаяния отразился от стен ее тихой комнаты, она вскочила на ноги и стала срывать с себя одежду. Ей казалось, будто она вся покрыта чем-то липким, скользким, холодным. Будто эта субстанция повсюду, в волосах, под ногтями, на губах. Осознать, что давно проснулась ото сна ей удалось только сидя возле комода, на полу, под светом ночника, освобожденной от всего лишнего. На ее лице был черный отпечаток горя. Кэролайн пребывала в состоянии глубокой шоковой истерии. Ей казалось, что она действительно пережила смерть Клауса. Прочувствовала каждой клеткой своего тела его сломанные кости, ноющую, колющую боль всех органов, безумие поражения и безысходность смерти. Она так реально, так близко, так тонко и уловимо почувствовала, что значит не быть хозяином своего разума. Девушка стащила одеяло к себе на пол, ее бил легкий озноб, слезы все еще не прекращали литься, а в голове метались тысячи мыслей, одной из которых был извечный вопрос "почему?".
"Я умирал во сне девятнадцать раз. И все мои смерти принадлежали не мне".